овременное русское гражданское право по составу своего главного источника - том X части 1-й Свода Законов - непосредственно примыкает к только что описанному историческому развитию, отражая на себе все его недостатки и пробелы, несмотря на то, что по своей форме свод гражданских законов является заимствованием из иностранных кодексов конца XVIII и начала XIX веков. Новые законы и уставы, появившиеся с конца 50-х годов, и судебная практика, выросшая при действии "Судебных уставов императора Александра II", в значительной степени преобразовали старое право и создали, отчасти, новую систему, далеко, впрочем, не свободную от недостатков. Судебная практика могла восполнить многие пробелы закона в составе и разработке юридических норм, но она не могла ни создать учреждений, необходимых для правильной организации юридического быта, ни придать определенность юридическим формам обладания и оборота там, где сама жизнь противодействовала этой определенности. Не могла, далее, судебная практика слить в одно целое две разрозненные группы русского гражданского общества: крестьянскую, руководящуюся обычным правом и привилегированную, для которой прежде всего и была составлена 1-я часть X тома. В конце 1880-х годов, к тому же, совершен был огромный шаг назад в развитии права, путем разделения судебной практики на два течения: одно совершающееся в общих судебных учреждениях и имеющее последним источником правительствующий Сенат, и другое, основой которого являются земские начальники, с верховной инстанцией в виде губернских присутствий. Формы обладания. Признавая основной формой обладания индивидуальную собственность, русское законодательство не дает этому институту детального развития ни в смысле точного определения правомочий собственника, ни в смысле создания и последовательной разработки соседских прав и сервитутов, ни в смысле точного определения объекта собственности, способов ее приобретения и укрепления, а также и ее защиты путем прямых исков и особенно путем детальной разработки института владения. Определяя собственность как полное и исключительное обладание вещью, русские гражданские законы не содержат, однако, норм, ясно отделяющих это исключительное обладание лица от объектов права пользования общего (см.), и сами называют право собственности, так или иначе соприкасающееся с этими правами, правом собственности неполной. Из форм зависимого владения русская жизнь знает, в сущности, лишь одну - чиншевое владение, признанное законом 1889 г. подлежащим уничтожению в главных местах его распространения (в Юго-Западном крае), как не соответствующее современному экономическому быту. Государство, однако, само устанавливает условное вечно-наследственное пользование или владение разного рода поселенцев, в видах обеспечения их участия или заселения участков пустой земли. У нас, поэтому, представляется еще невозможным установить в полной силе правило, по которому индивидуальная собственность может терпеть рядом с собой сервитут. Наши законы дают примерное перечисление некоторых сервитутов, под видом прав участия частного и угодий в чужих имуществах, но ничего не говорят о том, до каких пределов возможно обременение частных имений договорными сервитутами, и молчит даже о способах их установления и прекращения. На практике встречаются, поэтому, сервитуты, установленные нотариальным и крепостным порядком, идущие в предоставляемых ими правомочиях дальше нормального понятия сервитута и стесняющего права всех последующих обладателей имения. Русское индивидуальное обладание не охранено также достаточным образом по отношению к ближайшим соседям. Лишь некоторые виды соседского права установлены законом; многие другие, особенно отношения, регулируемые на Западе водным правом (см. Водовладение, VI, 760), почти совсем не затронуты нашим законодательством. Полному проведению в жизнь современных понятий об индивидуальной собственности на недвижимости препятствует сохранившееся до сих пор деление имений на родовые и благоприобретенные, затрудняющие обращение имений и часто заставляющее прибегать к фиктивным сделкам. Наконец, русское право сохраняет вид обладания имуществом, противоположный индивидуальному обладанию - общинное землевладение крестьян, весьма неопределенное по своей организации. Борьба различных жизненных течений, направляющая русскую поземельную политику, ведет не только к сохранению заповедных имений, но и к установлению вновь (законом 1899 г.) имений временно-заповедных. Многие формы обладания, например, пользовладение, остаются совсем нетронутыми законодательством; опорой для судебной практики по отношению к пользовладению должны служить специальные постановления о пожизненном владении родовым имением, предоставленным одним супругом другому по духовному завещанию. Редакционная комиссия по составлению нового гражданского уложения, издавшая в 1893 г. проект вотчинного устава, признает существующий порядок приобретения и укрепления прав на недвижимое имущество одной из слабых сторон наших действующих законов; начиная с 50-х годов вопрос о преобразовании этой части законодательства путем введения правильной вотчинной системы является предметом непрерывных забот законодательной власти, но она не увенчалась успехом: вышеупомянутый проект остается до сих пор не утвержденным. Недостатки существующей системы, по словам той же комиссии, "заключаются частью в отсутствии надлежащим образом организованной гласности земельных прав и в сложности и дороговизне производства по совершению сделок о недвижимом имуществе, частью же затрагивают самое существо земельных правоотношений, выражаясь в юридической неопределенности и непрочности прав, также в излишних стеснениях относительно распоряжения ими". Ввод во владение, в смысле окончательного реального укрепления прав на недвижимость, потерял практическое значение: новый приобретатель всегда рискует встретить владельца по давности, претендующего на все или часть имения. Объект недвижимой собственности, вследствие недостатков и устарелости генерального и специального межевания и отсутствия кадастра, у нас также не определен точно, и акты, хранящиеся у старшего нотариуса, не гарантируют действительного состава обладания. Виндикационный иск, разработанный гражданскими законами в деталях по отношению к ответственности добросовестного и недобросовестного владельца, является у нас ничем не ограниченным, кроме давности срока, и приобретатель всегда рискует быть вовлеченным в спор. Кредитор, дающий деньги под залог имения, не может быть уверен в том, что имеет дело с действительным собственником имения и, следовательно, рискует действительностью сделки. Сама организация залоговых отношений также полна недостатков. Проект вотчинного устава желает введения у нас западноевропейских начал так называемой ипотечной системы, но со многими ограничениями. Более решительные реформы встречают препятствие в неподготовленности к ним русского землевладения и невозможности предпринять теперь же необходимые подготовительные меры в виде кадастра, принудительной записи всех имений и т. п. Защиту владений судебные уставы предоставили мировому суду, а затем она перешла к органам, его заменившим. Но в гражданских законах теория владения совершенно не разработана. Нельзя сказать с достоверностью, защищает ли русский гражданский закон владение движимостью рядом с владением недвижимостью? Защищает ли он только владение в виде собственности или и держание alieno nomine (например, арендатора)? Им не определено с точностью, в чем состоит нарушение владения, подлежащее защите. Защита обладания движимостью устанавливается законом, гласящим, что "движимые вещи считаются собственностью того, кто ими владеет, доколе противное не будет доказано". Затем существует ряд постановлений о праве полного и неполного пользования движимыми вещами, как видах вещного права, и об "особых видах" этого пользования. Несмотря на неопределенность и неполноту закона, из толкований Сената возникла последовательная система норм обладания, которой и руководствуются теперь суды. По отношению к собственности проведены последовательные начала полноты и исключительности обладания; право собственности резко отграничено от чиншевого права и других видов временного и наследственного владения. Владение, отдельное от права собственности, сделалось в толковании Сената, и совершенно правильно, лишь вещным правом пользования, а право распоряжения, отдельное от права собственности, стало или правом управления по законному или договорному правомочию (опека, доверенность), или слилось с ограничением права распоряжения, обусловленными запрещениями, лежащими на имении. В то же время выдвинуто и понятие неполной, ограниченной условиями собственности, находящейся в руках поссессионных владельцев, государственных крестьян и другие владельцев, так как подведение ее под простое пользование было бы нарушением прав владельцев. Далее, Сенат точнее определяет право пользования общего, а другие виды общего обладания частных лиц сводит к различию собственности и сервитута, создавая сельские сервитуты пастьбы скота, водопоя и др. Устраняя давностное приобретение сервитутов и проводя начало исключительно законного и договорного их установления, с укреплением их одинаковым с собственностью порядком, Сенат подчиняет этим самым возникновение прав в чужой вещи контролю государственной власти и суда, чем в значительной степени пресекается возможность установления, под видом "прав участия частного" и "угодий в чужих имуществах", таких вещных прав, которые искажают самое право собственности. Недостатки в организации современной системы укрепления парализуют, впрочем, в значительной степени старания суда, так как старшие нотариусы иногда укрепляют именно такие права под видом сервитутов. К заслугам нашей судебной практики в области сервитутного права принадлежит также признание известного европейским кодексам сервитута, установленного волей старого собственника строения (сервитут окон в домах, построенных на одном дворе и потом проданных врозь). Не дозволяя установления сервитутов по давности, Сенат признает, однако, давностное прекращение сервитутов, в чем опять видна тенденция ограничить права этого рода. Наоборот, по отношению к дозволимым сервитутам производится возможная широта воззрения (сервитут света; решение № 64, 1895 г.). В области соседских прав Сенатом подробно разработан вопрос о взаимных отношениях имений по поводу понижения и повышения уровня проточных вод и связанного с ними подтопа прибрежной земли, права прохода и проезда, возведения строений на меже и другие, но оставлен без разработки ряд других (рытье ям, вредящих соседу, отношения по стоящим на местах деревьям и т. п.). Толкуя разделение имуществ на родовые и благоприобретенные, судебная практика стремится установить понятие родового имения согласно точному смыслу закона, не придавая ему распространительного толкования; она признает, например, благоприобретенным имение, подаренное члену рода, исключает из понятия родового имущества все объекты кроме земель и домов на собственной земле, и сильно и колеблется по вопросу о признании родовыми имуществ, перешедших по выделу и данных в приданое. По отношению к крестьянскому имуществу, судебная практика не признает общей семейной собственности на крестьянский двор, считая домохозяина единственным распорядителем, а общинное владение стремится утвердить на понятии юридического лица. Не обладая правом изменять учреждения и не имея косвенных к тому средств, судебная практика в области порядка укрепления вещных прав стремилась установить однообразный порядок оценки различных актов и действий, входящих в состав современной системы, и выяснить соотношения договорного (приобретательного) и укрепительного элементов, значение акта традиции и ввода во владение. После попыток примирить юридическое значение последнего с силой утвержденных и отмеченных в реестре крепостных дел купчих и других актов, практика пришла к убеждению, что центром тяжести в укрепительном процессе должно быть внесение актов в реестр крепостных дел, чем была отменена юридическая сила ввода во владение. В области залоговых отношений заслугой практики является признание законности совершения нескольких закладных на одно и то же имущество, что необходимо по условиям современного оборота. В области защиты владения судебной практике принадлежит установление определенных точек зрения на все почти вопросы, связанные с догмой владения. Особенно следует отметить здесь защиту, рядом с собственником, и арендатора, отказ в защите владения движимости поссесорными исками, установление состава нарушения владения. В защите обладания движимостью Сенат также становится на точку зрения современного оборота, сперва изъятием от виндикационного иска целого ряда объектов движимого обладания, а затем и проведением того взгляда, что лишь недобросовестное приобретение движимости дает право на виндикационный иск, добросовестный же владелец имеет предпочтительную перед собственником защиту. Гражданский оборот в течение XIX века, особенно второй его половины, необыкновенно возрос сравнительно с XVIII веком. Между тем юридическим его руководителем до сих пор остаются постановления об обязательствах, основанные на старых указах XVIII века и полные пробелов в самых существенных чертах. В напечатанном недавно (в "Вестнике Права") проекте постановлений об обязательствах как составной части будущего гражданского уложения, составители его так характеризуют старые русские нормы об этом предмете: "в томе X части 1-й почти нет общих положений по обязательственному праву: составлению, совершению, исполнению и прекращению договоров посвящено всего 26 статей, тогда как в законах губерний Царства Польского этот отдел заключает в себе более 300 статей, а в законах губерний Прибалтийских - около 700 статей... Постановления, относящиеся к наиболее распространенным договорам, например, к продаже, личному и имущественному найму, подряду, доверенности, не содержит в себе разрешения самых обыденных вопросов. Наконец, по некоторым договорам, например, перевозке, простому товариществу, страхованию, пожизненной ренте, комиссии, мировой сделке, законы гражданские не содержат в себе никаких правил. То же должно сказать о ведении чужих дел без поручения, о незаконном обогащении, о бумагах на предъявителя и прочее. Вообще, ни в одном отделе наших гражданских законов не встречается так много пробелов, как в обязательном праве". При таком положении дела, русской судебной практике предстояла задача создать из ничего целую систему обязательного права, ввиду сильного развития обязательных сделок в обороте. До какой степени успешна была эта работа, можно судить по следующим словам составителей нового проекта: "проект широко воспользовался весьма ценным материалом, заключающемся в решении гражданского кассационного департамента правительствующего Сената. Многие правила, установленные правительствующим Сенатом в разъяснение закона, почти целиком восприняты проектом, как например, правила о значении обмана и существенной ошибки при заключении договоров, об условиях, о договорах в пользу третьих лиц, о силе договора для участвующих в нем лиц, о делении договоров на contractus nominati и innominati, об exceptio non adimpleti contractus, об уступке требований, об очистке при возмездных договорах, и многое другое". Тем не менее судебная практика не могла охватить всех проявлений обязательственного права общими нормами, будучи принуждена ограничиваться разрешением отдельных случаев применительно к их особенностям. Отсюда справедливость отдельных решений, но отсюда же множество противоречий, колебаний и неточностей в формулировке руководящих начал. Основные начала западноевропейского гражданского оборота - принципиальное признание действительности договора в силу простого не противозаконного соглашения сторон и оценка отношений по доброй совести - долго не могли быть проведены русской судебной практикой в жизнь с желательной последовательностью: быстрый переход от старого формального правосудия к новому, основанному на доброй совести, был невозможен столько же по привычкам судей, сколько и по условиям жизни. Насадить начала доброй совести, честности и аккуратности в сделках можно было столько же путем покровительства словесным соглашениям, сколько и уважением к законности - к формам, гарантирующим одного контрагента от злоупотреблений другого. Русские законы, вследствие обилия формальных требований, предъявляемых к сделкам и отдельным их частям, затрудняли установление разумной середины между указанными целями правосудия. Опираясь на законы ради покровительства законности, судебная практика невольно должна была сразу внести в свою деятельность излишний формализм, который и послужил основанием многочисленных по ее адресу упреков (Оршанский в обзорах кассационной практики; ПобедоносцевС
См. также статьи:
**Право. Содержание .